Десятая сфера, десятая муза…
С большим опозданием знакомясь с фильмом «Ведьмы» датского режиссёра Беньямина Кристенсена (хотя был снят в Швеции), давно ставшим не только культовым, но и действительно значимым для истории мирового кино, надо отдать должное, прежде всего, художнической смелости и дерзости, творческому упорству и практически научной скрупулёзности автора, который решил изучить тему ведьм на протяжении веков. Но одновременно нельзя не отметить то, насколько эта своеобычная, весьма оригинальная, богатая на выдумку, изощрённая по выразительным средствам лента вписывается в кинематографический (да и шире - в культурный) процесс столетней давности. Тогда в разных странах ещё перед мировой войной, а тем более - после неё, стали в немалой степени проявляться таинственные, загадочные, мистические, сверхъестественные тенденции.
В частности, почти параллельно велась работа над такими «сатанинскими» картинами, как «Сатана ликующий» Якова Протазанова, «Страницы из книги Сатаны» Карла Теодора Дрейера и «Ведьмы». Не говоря уже о всевозможных произведениях, которые предвосхищали и оформляли направление немецкого киноэкспрессионизма, вторгаясь в область чего-то странного и запредельного - от «Пражского студента» до «Носферату», от «Усталой смерти» до «Рук Орлака», от «Кабинета доктора Калигари» до «Ящика Пандоры». Между прочим, и сам Кристенсен, начав режиссёрскую деятельность с «Таинственного Х» (1913), где уже предсказана некая «большая война», позднее оказавшись в Голливуде, выступил с неожиданно хлёстким и язвительным фильмом «Семь ступеней к Сатане» (1928), где все навязчивые мании, подсознательные комплексы, преследующие кошмары материализуются на экране в своеобразном «бале Сатаны».
Дополнительно следует упомянуть, что вовсе не глубинно психоаналитический, но вполне психологический подход к проблеме слома в сознании человека, пострадавшего на войне, присутствует даже в такой мелодраматической комедии Беньямина Кристенсена, как «Его жена, незнакомка». А уж в его исследовании всего дьявольского и колдовского, предпринятом на протяжении трёх лет, начиная с 1919 года, то есть сразу после окончания первой мировой, неизбежно должно было отразиться, пусть и не напрямую, как у героинь современной новеллы из «Ведьм», подспудное истерическое восприятие мира, где зло продолжает воздействовать на людей вообще без вмешательства Сатаны.
У данной ленты Кристенсена имеется чуть ли не космогенный зачин, всё-таки затягивающий повествование, когда уже хочется, чтобы автор поскорее перешёл к основному предмету своего «экранного эпоса» про всякие козни, якобы творимые на Земле по наущению Нечестивого. И всё завершается опять же глобальным обобщением насчёт Вседержителя из десятой сферы, что может быть сопоставлено в иронически-парадоксальном аспекте с тем, как десятая муза кинематографа почти с момента своего возникновения (если вспомнить причудливые фантазии Жоржа Мельеса, в том числе о различных дьявольских проделках) немало способствовала легендаризации и мифологизации всего непознаваемого.
Вот и в «Ведьмах» содержится множество эффектных и будоражащих моментов - одного лишь «шабаша ведьм» хватило бы на десятки «ужастиков»! Но поражают-то сильнее и запоминаются надолго лица тех, кого считают отъявленными ведьмами, невинных жертв чьих-либо наветов и вершителей вроде бы «божьего суда» над ними. Именно искусство беспощадного кинематографического портретиста могло повлиять на младшего коллегу Беньямина Кристенсена - другого датчанина Карла Теодора Дрейера. Не зря же позвал именно его на главную роль стоически страдающего художника в «Михаэле», а потом отчасти использовал наработки из «Ведьм», помимо собственного шедевра «Страсти Жанны д’Арк», в иных картинах - от мистического «Вампира» до «Дня гнева», тоже ведь рассказа о преследовании ведьм.
В частности, почти параллельно велась работа над такими «сатанинскими» картинами, как «Сатана ликующий» Якова Протазанова, «Страницы из книги Сатаны» Карла Теодора Дрейера и «Ведьмы». Не говоря уже о всевозможных произведениях, которые предвосхищали и оформляли направление немецкого киноэкспрессионизма, вторгаясь в область чего-то странного и запредельного - от «Пражского студента» до «Носферату», от «Усталой смерти» до «Рук Орлака», от «Кабинета доктора Калигари» до «Ящика Пандоры». Между прочим, и сам Кристенсен, начав режиссёрскую деятельность с «Таинственного Х» (1913), где уже предсказана некая «большая война», позднее оказавшись в Голливуде, выступил с неожиданно хлёстким и язвительным фильмом «Семь ступеней к Сатане» (1928), где все навязчивые мании, подсознательные комплексы, преследующие кошмары материализуются на экране в своеобразном «бале Сатаны».
Дополнительно следует упомянуть, что вовсе не глубинно психоаналитический, но вполне психологический подход к проблеме слома в сознании человека, пострадавшего на войне, присутствует даже в такой мелодраматической комедии Беньямина Кристенсена, как «Его жена, незнакомка». А уж в его исследовании всего дьявольского и колдовского, предпринятом на протяжении трёх лет, начиная с 1919 года, то есть сразу после окончания первой мировой, неизбежно должно было отразиться, пусть и не напрямую, как у героинь современной новеллы из «Ведьм», подспудное истерическое восприятие мира, где зло продолжает воздействовать на людей вообще без вмешательства Сатаны.
У данной ленты Кристенсена имеется чуть ли не космогенный зачин, всё-таки затягивающий повествование, когда уже хочется, чтобы автор поскорее перешёл к основному предмету своего «экранного эпоса» про всякие козни, якобы творимые на Земле по наущению Нечестивого. И всё завершается опять же глобальным обобщением насчёт Вседержителя из десятой сферы, что может быть сопоставлено в иронически-парадоксальном аспекте с тем, как десятая муза кинематографа почти с момента своего возникновения (если вспомнить причудливые фантазии Жоржа Мельеса, в том числе о различных дьявольских проделках) немало способствовала легендаризации и мифологизации всего непознаваемого.
Вот и в «Ведьмах» содержится множество эффектных и будоражащих моментов - одного лишь «шабаша ведьм» хватило бы на десятки «ужастиков»! Но поражают-то сильнее и запоминаются надолго лица тех, кого считают отъявленными ведьмами, невинных жертв чьих-либо наветов и вершителей вроде бы «божьего суда» над ними. Именно искусство беспощадного кинематографического портретиста могло повлиять на младшего коллегу Беньямина Кристенсена - другого датчанина Карла Теодора Дрейера. Не зря же позвал именно его на главную роль стоически страдающего художника в «Михаэле», а потом отчасти использовал наработки из «Ведьм», помимо собственного шедевра «Страсти Жанны д’Арк», в иных картинах - от мистического «Вампира» до «Дня гнева», тоже ведь рассказа о преследовании ведьм.