Если после фильма «Мир грядущий» 34-летней норвежки Моны Фаствольд ознакомиться с её дебютной лентой «Лунатичка», снятой семью годами ранее, то даже можно удивиться, насколько невразумительна и истерична первая режиссёрская работа этой актрисы, а вот вторая обладает меланхолической умиротворённостью, несмотря на весьма драматичный исход - неожиданный, хотя и назревавший подспудно.
И в отличие от французского «Портрета девушки в огне» и английского «Аммонита», которые тоже обращены по действию в давнее прошлое, зародившаяся между двумя замужними героинями - Эбигейл и Толли - любовная страсть вовсе не является демонстративной, программно лесбийской. Тем более что откровенные сцены возникают в коротком монтаже лишь в финале картины - проносятся как мгновенные воспоминания о том счастье взаимного единения, которое ненадолго было в судьбах этих молодых женщин, лишённых проявления каких-либо душевных и искренних эмоций со стороны их супругов.
Казалось бы, фильму Фаствольд, созданному по рассказу Джима Шеридана, можно предъявить обоснованные претензии, что он излишне выспрен по тексту, который не только произносит за кадром Эбигейл, ведущая свой дневник, но и между собой общаются она и Толли на изящном литературном языке, будучи обитателями отдалённых ферм в штате Нью-Йорк в середине XIX века. Но в определённой степени та элегическая интонация, которая задана в изобразительной манере, когда особо подчёркнута на экране смена времён года или внезапная переменчивость погоды, требовала схожего способа выражения мыслей и чувств, испытываемых обеими героинями.
Среди всё-таки вероятных аналогий, которые появляются при просмотре «Мира грядущего», знаменательна косвенная перекличка, например, с немым шедевром «Ветер», снятым в 1928 году в Америке тоже скандинавом - Виктором Шёстрёмом, ранее прославившимся шведскими лентами. Ситуация в чём-то идентичная: девушка, которая была привязана по-человечески к своему кузену, вынуждена из-за ревности его жены выйти замуж за нелюбимого мужчину и страдать от чёрствости и грубости этого фермера, а ещё переносить все тяготы жизни в западном Техасе, где случаются песчаные бури.
Вот и Эбигейл, вымещающая собственную душу на страницах дневника, жаждет, прежде всего, общения с доверительным собеседником, действительно понимающим её человеком, даже если таковым оказывается другая представительница женского пола. А пробуждение неведомых чувств, поначалу воспринятых робко и стеснительно, только убеждает в том, что обе молодые женщины искали редкостного и казавшегося уже несбыточным взаимопонимания, своеобразного родства душ. Поэтому так мучительно было то, что их мужчины постарались разрушить и вообще уничтожить этот счастливый союз.