Режиссёр Сергей Лозница в качестве документалиста не только добивается более высокого художественного результата, нежели в своих игровых фильмах, но и умудряется сохранять максимальную нейтральность практически на всём протяжении хроникального повествования. Даже в тех случаях, когда монтирует из снятых некогда материалов или использует документальные ленты известных авторов, однако расширяя их существенно, а главное - снабжая специально записанной фонограммой и обрабатывая киноплёнку при помощи компьютерных технологий. Но всё-таки в отличие от тех проектов, которые являются фактически реставрационными, тщательно воссоздающими давние оригиналы (допустим, «Годовщина революции» Дзиги Вертова, заново восстановленная киноведом и историком кинематографа Николаем Изволовым), Лозница довольно тонко и искусно представляет, если воспользоваться названием картины «Представление», как бы открывающей серию его монтажных опытов с хроникой (впрочем, и «Блокада» была именно таковой), старую экранную историю в новом свете.Достигается это благодаря точно расставленным акцентам автора неизбежно другого произведения, где ощущается, прежде всего, современное знание о минувшей эпохе, некая историческая дистанция, с которой мы смотрим на события прошлого. Пожалуй, можно поймать себя на довольно странном впечатлении, что наш взгляд, в какой-то степени ориентируемый режиссёром за счёт смены кадров, ритмики происходящего, иногда меняющего скорость своего течения, словно продлеваемого и укрупняемого на глазах у зрителей, позволяет считывать в зафиксированном прежними операторами изображении дополнительные смыслы, которых там точно не было. Наверно, здесь следует говорить о своеобразном видоизменении классического понятия «эффект Кулешова», когда иное значение хроники появляется не только в связи с монтажом различных кадров, но и при помощи продуманной внутрикадровой организации экранного пространства.
Вот и в фильме «Государственные похороны» (в российском прокате решили дать другое название - «Прощание со Сталиным», что отсылает к «Великому прощанию», созданному несколькими ведущими советскими режиссёрами сразу после кончины вождя) трудно избавиться от ассоциации, что идущие бесконечно долго в Колонном зале толпы людей, которые далеко не всегда плачут, а с каким-то острым любопытством косятся налево, в сторону гроба с телом Сталина, словно не веря в конец целой эпохи в жизни страны, могут косвенно напомнить миллионы замученных и уничтоженных, о чём сказано лишь в финальных титрах.
Но самый неожиданный «эффект Лозницы» (наверно, так надо назвать это) заключается в том, что в последних сценах, когда гроб уже занесли в Мавзолей, на фоне панорамы вдоль усыпанной цветами территории у Кремлёвской стены начинает звучать за кадром песня Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского, одного из любимых поэтов Сталина, который обожал вполне народные по манере строки, вышедшие из-под пера данного автора. Причём это - колыбельная, сочинённая ещё в 1940 году. И там есть такие слова: «Ты не увидишь ни горя, ни муки, // доли не встретишь лихой... // Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек, // спи, мой звоночек родной!». Воздействует поразительно! Сергею Лознице удалось благодаря внезапной лирической интонации в чинных государственных похоронах выразить примерно то, что непонятно каким образом смог осуществить в 1937 году Дзига Вертов в собственной «Колыбельной», которая была запрещена через пять дней после выхода на экран, а создатель практически лишился возможности делать авторские документальные ленты. Его гимн во славу женщин и матерей, живущих в славной социалистической стране, на интуитивном уровне воспринимался как проникнутый трагической иронией эмоциональный эпос всего лишь об единственном отце - Отце народов. Вот и прощание со Сталиным в фильме «Государственные похороны» (если придерживаться оригинальной версии названия) оборачивается похоронами государства, крахом диктатуры, сломом эпохи. Колыбельная над гробом звучит как отпевание покойника, с которым надо бы проститься навсегда. Да всё никак не получается...