Кстати, этот факт косвенно свидетельствует, что Андреев, поселившись в Скандинавии, в какой-то степени был близок, например, «новой драматургии», связанной с именами Генрика Ибсена и Августа Стриндберга, и его пьеса «Тот, кто получает пощёчины», которая была недооценена в момент своего появления, но и ныне подвергается иногда нападкам критиков, упрекающим её якобы за развлекательный характер из-за темы цирка, вообще-то вписывается в широкий культурный контекст. Помимо традиций итальянской «комедии дель арте» и, например, оперы «Паяцы» композитора Руджеро Леонкавалло по его собственному либретто, прочитывается определённое влияние модернистского искусства начала ХХ века, когда так называемые «низкие жанры», вроде бы призванные сильнее воздействовать на эмоции людей - веселить их или заставлять плакать, возводятся на высокий уровень философского, метафизического и даже мифологического плана. И произведение Леонида Андреева в своих довольно пространных монологах и диалогах как раз соответствует типу философской драмы, несмотря на якобы «мещанское» содержание, поскольку говорит о таких важных вещах, как смысл бытия и суть искусства.
Вот почему перед Виктором Шёстрёмом стояла весьма трудная задача: как превратить многословную пьесу в истинно кинематографическое творение, которое должно поражать нас видимыми образами, нежели речами персонажей, тем более что в эпоху немого кино возможность передачи разговоров при помощи интертитров была явно ограничена. Но режиссёр уже имел опыт экранизации нескольких сочинений шведских классиков - нобелевской лауреатки Сельмы Лагерлёф, а также Яльмара Бергмана, умея находить убедительный эквивалент словесного творчества. И целый ряд впечатывающихся в сознание кадров из ленты «Тот, кто получает пощёчины» (повторяющийся кадр с клоуном, который вертит глобус - можно принять это за отдалённое предвосхищение сцены с воздушным шаром в виде глобуса в «Великом диктаторе» Чарльза Чаплина, хотя там выражена совсем иная мысль; массовые эпизоды с выходом клоунов на арену - и особенно восхищает момент «похороны клоуна», что не может не перекликаться с соответствующим ритуалом в «Клоунах» Федерико Феллини) подтверждает высокий класс Шёстрёма-кинематографиста. Ну, и нельзя не отметить магию внешнего и внутреннего перевоплощения американского актёра Лона Чейни в заглавной роли, которого стали называть «человеком с тысячью лиц» за умение быть своеобразным хамелеоном на экране.
А главное - картина Виктора Шёстрёма является тонким и искусным примером умной трагикомедии о том, как «опилки и блёстки» (если воспользоваться английским названием «Вечера шутов» Ингмара Бергмана, который высоко ценил своего соотечественника) мира цирковых артистов, «вся эта суета» в искусстве и в любом акте творчества, когда человек поневоле выставляет себя напоказ перед публикой, даже если скрывает лицо под маской или пользуется гримом, вообще мишура земного существования, ничто не в состоянии никак успокоить мятущуюся душу. Так что - «смейся, паяц, над разбитой любовью, смейся, паяц, ты над горем своим».