И тем не менее - со стороны этого режиссёра, который летом 1947 года отправился именно в Германию, чтобы снять третью часть своеобразной трилогии о войне и её последствиях, как физических, так и душевных (вторым фильмом оказался «Земляк», рассказавший об освобождении Италии американцами), был несомненный вызов, подчёркнутый тем обстоятельством, что поведанное на экране словно увидено не посторонним наблюдателем, а непосредственным участником подчас душераздирающих событий. Разумеется, Роберто Росселлини был способен прочувствовать изнутри комплекс вины немцев за поражение собственной страны и за те ужасные преступления, которые совершил Третий рейх, поскольку сам не хотел бы считаться «плохим итальянцем» и отвечать за деяния пособников Муссолини.
Но вот главным героем избрал ангельски выглядящего 13-летнего подростка (впрочем, кто-то назовёт его типичным белокурым арийцем, лишь из-за своего возраста не успевшим попасть в «гитлерюгенд»), который вынужден любыми способами, нередко противозаконными, помогать в выживании собственной семьи, состоящей из больного престарелого отца, старшей сестры и брата, верно служившего в вермахте до самого конца, а главное - неведомо для себя расплачиваться за грехи почти всей нации. Лента называется «Германия, год нулевой» как будто вопреки хронологии, потому что 1947-й уже нельзя считать таковым. Однако для Росселлини важно отметить, что история поверженной страны начинается с нуля. И эта новая точка отсчёта - своего рода anno domini, как бы исходный год для возникновения иной эпохи.
В данном плане следует воспринимать трагически отчаянные поступки юного Эдмунда как мифологически-библейские, чего он сам, конечно же, не в состоянии осознавать. Но его непроизвольные, стихийные, будто подсознательные акты принесения в жертву своего отца и собственного самопожертвования на алтарь будущей человеческой цивилизации, которая должна непременно родиться на развалинах старого преступного мира, несомненно перекликаются с историей обретения христианства. Тем более что христианские мотивы так или иначе присутствовали в прежних работах Роберто Росселлини, да и потом нередко давали о себе знать. Признаваемое предательством опознание Иисуса в Гефсиманском саду одним из его учеников, который после воскресения Христа покончил с собой, фактически является необходимой составной частью выполнения «божественной миссии» ради прихода нового Мессии. И стиль «высокой трагедии», который неотвратимо ощущается в картине «Германия, год нулевой» даже в проездах камеры и в долгом её слежении за фигурой мальчика на берлинских улицах или в полуразрушенных домах, заставляет отнестись ко всему рассказанному не только экзистенциально, но и вполне теологически. Это как «Эдмунд, агнец Божий», поскольку дальше у Росселлини последует «Франциск, менестрель Божий».
