Впрочем, с самого начала было что-то в облике Алика, отличавшее его от окружающих. В Алике таилось давнее величие духа, вряд ли нужное любителям его песен. Они вообще не понимали песни, которые он пел. Алик в нынешней жизни словно забыл о самом себе, о том ещё парнишке, который был на войне. А песни возвращали ему эту память, выражали его как человека. Алик пел о своём выстраданном, пережитом: "Спокойно, дружище, спокойно, у нас ещё всё впереди". Его песни были исповедью: "И только одно отрывает от сна: куда ж мы уходим, когда над землёю бушует весна?".
После осеннего пикника, уже весной, в мае мы случайно замечаем Алика среди ветеранов войны у Большого театра: он обнимается, целуется, о чём-то говорит со своими товарищами по фронтовому братству. Эта встреча для него, как и для Лены - очищение души, обретение самого себя. Может, не очень удачно сложилась жизнь у Алика, и он вроде бы смирился с этим, но подобное смирение почему-то хочется назвать мудрым ("Кручина твоя не причина, а только ступень для тебя"). Поскольку есть в его жизни день, когда Алик встречается со своими фронтовыми друзьями, словно возвращаясь в то время, когда все они несли на собственных плечах тяжесть долгой войны - и это было их высшим долгом ("Спокойно, дружище, спокойно, и пить нам и весело петь, ещё в предстоящие войны тебе предстоит уцелеть"). И теперь им приходится нелегко: в наше время труднее ощутить свою связь с судьбами других людей. Но память о прошлом, как о лучшем времени жизни, когда каждый из них был настоящим человеком, когда крепла в сражениях их дружба, наполняет души светом неизъяснимой поэзии и озаряет сегодняшнюю обыкновенную жизнь.
1977
