Есть в искусстве такое понятие, как «гамбургский счёт», введённое в широкий обиход, кажется, Виктором Шкловским. Речь идёт о том, что для произведения, оцениваемого по гамбургскому счёту, не делается никаких снисхождений, поблажек и уступок со стороны того, кто подходит к нему со всей мерой ответственности и строгого отношения - исключительно ради блага и высоких целей искусства. То есть гамбургский счёт - это, по сути, высший художественный суд, не взирающий ни на какие авторитеты и прежние заслуги. В идеале это должен быть также и личный неподкупный счёт автора к самому себе, обязывая, согласно Пушкину, быть «взыскательным художником», который редко когда доволен результатом собственного труда. Вовсе не потому, что следует непременно сомневаться и самоуничижаться, осознавая незначительность своих достижений. Но прежде всего - чтобы не успокаиваться на сделанном, а развиваться и самосовершенствоваться, стремясь, вероятно, к несбыточной, хотя всё равно желанной гармонии, к максимальному перфекционизму, абсолютной истине.
Все эти призывы могли бы показаться если не банальными, то высокопарными, не будь возникшей в последнее время и широко распространившейся альтернативы - назовём каламбурно «гамбургерским счётом». Конечно, и в прежние эпохи материальное оказывало немалое влияние на идеальное, к сфере которого всегда относилось искусство. И власть денег, как и поиск средств на пропитание, сгубили не одного художника, поддавшегося искусу сытой и благополучной жизни. Разумеется, опять же обращаясь к афористичным строкам Пушкина, «не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать». Однако на практике не раз получалось, что вместе с самими творениями чуть ли не чохом шло всё на продажу. И подобно тому, как стало нарицательным выражение «предать за тридцать сребреников», так и столь же говорящим оказалось высказывание «продаться за миску похлёбки».