Ловкий карточный шулер Джек Поцци далеко не всегда оказывается в ладах с удачей - и бывает, что терпит крах в игре, а то и подвергается жестоким избиениям. Именно в такой момент его подбирает на шоссе куда более рассудительный и адекватный в поступках Джим Нэши, который путешествует по Америке уже несколько месяцев и таким образом спускает имеющиеся деньги. Скрытая страсть к авантюрам всё же заставляет Джима ввязаться в то «безумно выгодное дело», которое предлагает оставшийся на мели Джек. Казалось бы, им обоим начинает везти в игре с двумя эксцентричными престарелыми богачами - но всё оборачивается иначе, и можно сказать, что судьба вообще проявляет необъяснимую немилосердность по отношению к этим искателям удачи.
Вторая половина картины безусловно контрастирует с первой - словно перед нами совершенно другая история, не имеющая особой связи с предшествующими событиями. И следует ли считать, что некий рок наказывает дерзких и хитроумных героев, вынужденных стать практически добровольными рабами, своего рода гастарбайтерами в услужении у тех хозяев, которые больше не появятся на экране, так что впору заподозрить: а были ли они на самом деле? Надо сказать, что это не столь уж важно по сравнению с иным мотивом: горе-картёжники должны по прихоти богачей строить на лужайке в парке каменную стену из тех разобранных частей ирландского замка, которые были доставлены из Европы. А по ряду психологических тестов образ непреодолимой стены - это ведь символ смерти, ожидающей участников невольного эксперимента, если они не найдут остроумный способ: как выбраться из этой безвыходной ситуации?
Зрителям тоже предоставляется своеобразный шанс для того, чтобы определить: кто из двух случайных партнёров сможет выдержать это почти кафкианское «испытание перед стеной» и однажды вырвется за пределы подобного «плена на пленэре»? Но начальному игровому опусу Филипа Хааса, порою напоминающему по неожиданной ассоциации «Контракт рисовальщика» Питера Гринауэя, пожалуй, не хватает прихотливости ума и изысканного эстетизма, что присутствует в его лучшем произведении «Ангелы и насекомые», созданном двумя годами позднее.
